Неточные совпадения
На лавках голова
к голове лежали две человеческие фигуры, закрытые серыми суконными свитками. Куля взял со светца горящую лучину и,
подойдя с нею
к одному из
раненых, осторожно приподнял свитку, закрывающую его лицо.
В первые минуты на забрызганном грязью лице его виден один испуг и какое-то притворное преждевременное выражение страдания, свойственное человеку в таком положении; но в то время, как ему приносят носилки, и он сам на здоровый бок ложится на них, вы замечаете, что выражение это сменяется выражением какой-то восторженности и высокой, невысказанной мысли: глаза горят, зубы сжимаются, голова с усилием поднимается выше, и в то время, как его поднимают, он останавливает носилки и с трудом, дрожащим голосом говорит товарищам: «простите, братцы!», еще хочет сказать что-то, и видно, что хочет сказать что-то трогательное, но повторяет только еще раз: «простите, братцы!» В это время товарищ-матрос
подходит к нему, надевает фуражку на голову, которую подставляет ему
раненый, и спокойно, равнодушно, размахивая руками, возвращается
к своему орудию.
— Гм! Проводите их, — сказала она молодой сестре, по-французски, — вот сюда, — а сама
подошла с фельдшером
к раненому.
Одно только можно сказать:
к такому богу и
к такой религии совершенно неприложимы слова Геффдинга о лазарете, подбирающем в походе усталых и
раненых, — слова, которые так
подходили к религии Достоевского. Скорее вспоминается Ницше: «Кто богат, тот хочет отдавать; гордому народу нужен бог, чтобы приносить жертвы. Религия, при таких предусловиях, есть форма благодарности. Люди благодарны за самих себя: для этого им нужен бог».
Как только разбойники ушли, молодой монах
подошел к лежавшим, желая подать помощь
раненым. Но все разбойники были уже мертвы, только в начальнике их оставалось немного жизни. Монах тотчас же направился
к ручейку, бежавшему невдалеке, принес свежей воды в своем кувшине и подал умирающему.
В деле никто не любит смотреть на
раненого, и я, инстинктивно торопясь удалиться от этого зрелища, приказал скорей везти его на перевязочный пункт и отошел
к орудиям; но через несколько минут мне сказали, что Веленчук зовет меня, и я
подошел к повозке.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой всё, чтò было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный trésor. [сокровище.] Увидав обоз, загромождавший армию, Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своею опытностью войны, не велел сжечь все лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала,
подходя к Москве; он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и
раненых.
То думалось, что после атаки он
подойдет к нему и великодушно протянет ему,
раненому, руку примирения.